Отзывы

Дорогой Женя, Евгений Александрович. Вы сегодня читали у нас и трогали меня и многих собравшихся до слез доказательствами своего таланта. Я уверен в Вашем светлом будущем. Желаю Вам в дальнейшем таких же удач, чтобы задуманное вопло­щалось у Вас в окончательных исчерпывающих формах и освобождало место для последующих замыслов. Растите и развивайтесь.

Дорогой Евгений Александрович! Сегодня получил Ваши стихи. Спасибо. Все стихи прекрасны. Но выбрал я для 13 симфонии «Страхи». Мне кажется, для моей сим­фонии «Страхи» больше всего подходят... После прочтения «Бабьего Яра» у меня появился некий ренессанс. И когда я стал читать Вашу книгу «Взмах руки» и решил продолжить работу, то меня прямо невозможно оторвать от бумаги. Давно уже у меня такого не было. И в больнице я без перерыва работаю... Но сегодня пришли Ваши стихи, и опять я во власти долга — долга, который мне необходимо выполнить — долга моей совести. В общем, за это спасибо Вам. Кстати, о совести... Мне кажется, что стоит посвятить несколько слов и совести. О ней позабыли. А вспомнить о ней необхо­димо. Совесть надо реабилитировать. Совесть надо восстановить во всех правах. Надо предоставить ей достойную жилплощадь в душах человеческих. Когда завершу 13 симфонию, буду кланяться Вам в ноги за то, что Вы помогли мне «отобразить» в музыке проблему совести.

Каждое утро вместо утренней молитвы я перечитываю, вернее произношу наи­зусть два стихотворения Евтушенко: «Сапоги» и «Карьера». «Сапоги» — совесть, «Карьера» — мораль. Нельзя лишаться совести. Потерять совесть — все потерять. И совесть надо внушать с самого раннего детства... Честь и слава Евтушенко, что он об этом напоминает, «морализует»... Добро, любовь, совесть — вот что самое дорогое в человеке. И отсутствие этого в музыке, литературе, живописи не спасают ни ориги­нальные звукосочетания, ни изысканные рифмы, ни яркий колорит.

Я люблю слушать песню товарища Евтушенко «Хотят ли русские войны», хотя там есть некоторая спорность. Но, в общем, и написано хорошо, и музыка хорошая.

Был Евтушенко... читал вдохновенные стихи... Читал так артистично, что я жалел, что вместе со мною нет еще десяти тысяч человек, которые блаженствовали бы вме­сте... Стихи такие убедительные, что было бы хорошо напечатать их на листовках и распространять их в тюрьмах, больницах и других учреждениях, где мучат и угнета­ют людей.

Говорит, что со времени нашего вторжения в Чехию его словно прорвало — он написал бездну стихов. Прочитал пять прекрасных стихотворений. Одно — о трех гни­лых избах, где живут три старухи и старичок-брехунок. Перед этой картиной — изо­бражение насквозь прогнившей Москвы — ее фальшивой и мерзостной жизни... Потом — о старухе, попавшей в валютный магазин и вообразившей, что она может купить за советские деньги самую роскошную снедь, что она уже вступила в комму­низм, а потом ее из коммунизма выгнали, ибо у нее не было сертификатов... Потом о войсках, захвативших Чехословакию. Поразительные стихи, и поразителен он... Большой человек большой судьбы...

Как все должно было совпасть: голос, рост, артистизм для огромных аудиторий, маниакальные приступы трудоспособности, уменье расчетливо, а иногда и храбро рисковать, врожденная житейская мудрость, простодушие, нечто вроде апостольской болезни и, конечно же, незаурядный, очень сильный талант (...)
И в новой лирической поэзии роль Е. Евтушенко значительна и велика. Ему уда­лось, непреднамеренно, без умысла, корысти и расчета, возбудить к произрастанью какой-то неведомый доселе звук. А звук и есть сущность поэзии. В звуке и мировоззре­ние, и миросозерцание, в звуке — врожденный идеал и все сущее. Звук, тон, форма — судьба поэта, его вечность, современность, но только не злободневность, потому что последняя всегда бесформенна. (...)
Без Евтушенко новую русскую поэзию трудно представить. Невозможно. Евту­шенко вообще практически повлиял на всех современных ему поэтов — не только младших, но иногда и старших.

К Евгению Евтушенко я отношусь с чувством глубокой благодарности за то мно­гое, что он сделал для русских писателей, и для меня в частности.

Евтушенко — это целая эпоха.

Евгений Евтушенко — поэт. Это знают все. О себе как о человеке он лучше всех сказал сам: «Я разный. Я натруженный и праздный...» Однако как друг он всегда был верным и никогда не был «разным».
Приведу только три примера. На идеологическом судилище, где меня топтал Хру­щев, он единственный отважно выступил в мою защиту. Его недоброжелатели говори­ли: «Ишь какой хитрый... знал, что это понравится Хрущеву». Зал был набит царедвор­цами и опытными интриганами. Но там были не только мои враги, но и мои друзья. Почему же ни один не выступил в мою защиту? Да просто-напросто не хватило смело­сти! А у Жени хватило.
Второй пример. В те времена меня никогда еще не выпускали за границу — я был глубоко невыездным. Он через Добрицу Чосича и Оскара Давичо, югославских писа­телей, добился того, что меня были вынуждены выпустить, и я поехал в Югославию благодаря его упорству.
Третье. Когда меня «выдворили» из СССР, моя мама хотела приехать ко мне и в течение 7 лет обивала пороги всех инстанций, брошенная всеми. Евтушенко вме­шался, написал письмо Андропову, которое и решило мамину судьбу. Ей сейчас 94 года, и то, что она со мной, продлило ее жизнь, за что я благодарен Жене.
Евтушенко принадлежит к тем людям, которые при дилемме, что выбирать — зло или добро, всегда выбирают добро и умеют за него сражаться. В нашем холодном мире это — увы! — редкое качество. Спасибо за это, Женя.

В начале шестидесятых в Советском Союзе не было более популярного поэтиче­ского имени, чем имя Евгения Евтушенко.
Его слава была оглушительной. Она накрывала его с головой, подобно волне мощ­ного прибоя, а брызги разлетались по всему миру, от Парижа до Нью-Йорка, от Токио до Гаваны.
Поэт олицетворял для многих молодой голос новой советской эпохи. Крах стали­низма вызвал к жизни ощущение весенней оттепели, демократизации, свободы творче­ства. Феномен Евтушенко не есть факт одной литературы. Это явление советского вре­мени, его общественных процессов и противоречий, его атмосферы на переломе века.
Рядом взошли имена других знаменитых поэтов — Беллы Ахмадулиной, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Булата Окуджавы.
Их стали называть «шестидесятниками».
За плечами Евгения Александровича Евтушенко немало гражданских и художе­ственных поступков.
Не забудем: именно Евтушенко принадлежит стихотворение «Наследники Стали­на» (1962) — поэтический манифест антисталинизма шестидесятых.
Евтушенко написал знаменитое стихотворение «Бабий яр» — открытый протест против антисемитизма. Композитор Дм. Дм. Шостакович положил эти стихи на музы­ку в своей Тринадцатой симфонии.
Разлетевшиеся по радиостанциям мира строки: «Танки идут по Праге... Танки идут по правде...» — ответ поэта на вторжение советских войск в Чехословакию (1968).
Не забудем известное письмо Евтушенко, резко осуждающее высылку А. И. Сол­женицына из Советского Союза.
И многое другое, достойное и не подлежащее забвению.
Поэзия Евтушенко — зарифмованная кардиограмма сердцебиения страны. Его стихи, нередко теряющие в гармонии, цельности, эстетической оснащенности, выигрывают в актуальности, злободневности, атаке с ходу.
Евтушенко поэт очень русский, продолжающий демократические традиции некрасовской музы и ораторского стиля Маяковского. Он немало сделал в области формы, освежив рифму, особенно консонансную, привив стиху живую пластическую интонацию разговорной речи.
В свои «звездные» часы он был ярким выразителем общественных надежд и пото­му вправе сказать:

Дидактика и риторика — постоянные спутники Евтушенко. Вот одна из причин его популярности. Ощущение читательской массы, быстрый нравоучительный отклик на ее запросы составляют самую сердцевину этого поэтического характера. Его стихи откровенно ждут резонанса в публике, без такого ответа поэзия Евтушенко вообще немыслима. Он зависим от мнения своих читателей и слушателей, без устали ищет их одобрения. Только им он верит.

Пишет Евтушенко лихорадочно много. Чтобы добыть из вороха его строк действи­тельно стоящее, требуется серьезная работа старателя, просеивающего песок в поис­ках драгоценно мелькнувшей детали, свежего образа, точной формулы. Но зато у Евтушенко есть слова, ставшие своими для целого поколения советских людей, меч­тавших о социализме с человеческим лицом. (...)
Подумать только, в свои восемьдесят он продолжает собирать полные залы, вни­мающие его артистичной, эстрадной манере чтения собственных сочинений. Он по- прежнему не замечает времени, оно свободно течет сквозь него. («Нет лет!» — прин­ципиальный девиз поэта.) И его слушают юные люди новой России и нового европей­ского и американского мира. Высокий и костистый, он напоминает мамонта из музея поэтической археологии.
В самом деле, Евгений Евтушенко давно стал преданием, фактом литературной и общественной истории. И в этом качестве он продолжает жить среди нас последним, усталым и неутомимым, романтическим трубадуром послесталинской эпохи.

«Уважение к именам, освященным славою, не есть подлость (как осмелился кто-то напечатать), но первый признак ума просвещенного. Позорить их позволяется только ветреному невежеству, как некогда, по указу эфоров, одним хиосским жителям дозволено было пакостить всенародно», — сказал Пушкин.
Евгений Евтушенко — это не только стихи, это событие в жизни страны, пришед­шееся, прежде всего, на шестидесятые годы. Этим я не хочу сказать, что он остался там, в шестидесятых, нет, конечно. Но, говоря о шестидесятых, о великих переменах, произошедших тогда, после 1953 года, который был переломной вехой в нашей исто­рии, мы всегда назовем имя поэта Евгения Евтушенко. И он, кстати сказать, один из немногих, кто во времена СССР вернул России ее имя:

Заметим, что этот двухстопный анапест перекликается с пастернаковской «Вак­ханалией»: «А на улице вьюга, / Всё смешалось в одно...». И Бродский, между прочим, тоже был заворожён этой мелодией: «Ни страны, ни погоста / Не хочу выбирать...». Это не заимствование, — это перекличка, стихи вырастают не на голом месте, поэт говорит своим голосом, но опирается на предшественников.
Некоторые наши молодые «хиосские жители» смотрят сегодня свысока на Евту­шенко и многих других, имевших счастье и горе родиться задолго до появления их, нынешних, на свет. Увидеть бы, что останется от их поэзии лет через пятьдесят.
А восьмидесятилетний Евтушенко и сегодня пишет стихи, среди которых есть прекрасные. Вот лишь один пример:

Так пусть же, получив премию «Поэт», Евгений Евтушенко вины не чувствует: он заслужил эту премию, он берет свое, а не чужое!